Давид Басов
1904 – 1985
В ночь с 10 на 11 мая 1938 года в дверь квартиры 29 дома номер 6 по Пушкинской улице Симферополя настойчиво постучали. Иосиф Мордухович Черниховский, 34-летний плановик-экономист, сразу понял – пришли чекисты. Трое сотрудников НКВД предъявили ордер на обыск и арест. Черниховский был к визиту готов – привычка. Он знал, что его прошлое рано или поздно его настигнет.
Выходец из мещан, еврей, этот житель Крыма был обладателем сложной биографии: многочисленные аресты и ссылки, отсидки в политическом изоляторе за сионизм, а затем – годы в плену неустанной тревоги за себя и близких. В родной Симферополь он приехал в 1935 году, отбыв все предыдущие наказания, но о нем вспомнили вновь.
Обыск провели тщательно. Оперуполномоченный, лейтенант, деловито перетряхивал немногочисленные пожитки Черниховского: пожелтевшие книги, аккуратно сложенные бумаги, фотографии близких. Оперативники Арутюнянц и Снегирев изъяли 7 книг, переписку и документы. Особое внимание уделили контрреволюционной троцкистской и сионистской литературе.
Черниховский во время обыска пытался возражать, говорил, что давно отказался от сионистской деятельности. Но это не имело значения. В справке на арест, имевшейся у чекистов, указывалось, что Басов, проживая в Крыму, вел нелегальную контрреволюционную сионистскую деятельность. Советской оханке было известно, что его жена, Мария Абрамовна Трок, также была однажды репрессирована за принадлежность к сионистскому движению.
Давид Айзикович Басов, он же Иосиф Черниховский, был уроженцем Феодосии. Там он родился в семье гомельского мещанина Айзика Нахмоновича Басова, столяра, и Фрима-Двейры Матысовны Кушнер из Жижмор Виленской губернии. У четы было шестеро детей: Давид, Лев, Мария, Бетя Басова, Михаил и Яков. В раннем возрасте Давид с родителями, братьями и сестрами переехал в Симферополь, где поселился в типичном шумном многонациональном симферопольском дворике.
В юности Басов увлекся сионистскими идеями. Когда он был еще подростком, Крым, как и большая часть Украины, находился под оккупацией немецкой армии. После неудачной попытки большевиков закрепиться в Крыму весной 1919 года там правила Белая армия под руководством генералов Деникина и Врангеля. Еврейство Крыма с тысячами беженцев жило в атмосфере временности, неуверенности. И в то же время в Симферополе и других городах Крыма зацвела буйным цветом еврейская культурно-просветительская деятельность. Главным двигателем ее было сионистское движение. Особое место в этом процессе занимало спортивное общество «Маккаби», которое тогда руководило скаутским движением, охватывающим массы еврейской молодёжи – «цофим». К ним и присоединился Давид Басов, а также целая «компания» его друзей по симферопольским дворам.
Быть еврейским скаутом в Симферополе было почетно. Тогда одним из руководителей местного клуба «Маккаби» был харизматичный инструктор по тяжёлой атлетике Ицхак Ландоберг, которого через многие десятилетия будет знать каждый израильтянин. В Эрец-Исраэль он стал известен как один из основателей Армии Обороны Израиля и командующий элитными силами «Пальмаха» – Ицхак Саде.
Молодые симферопольцы, увлекаясь спортом и скаутингом, изучая иврит и готовясь к переселению в Палестину, даже не подозревали, насколько их деятельность вызывала раздражение и неприятие у новой власти. В 1923 году Советы расформировали местный скаутский легион, но Давид Басов со своими товарищами долго без дела не сидел. Ребята вошли почти полным составом в ряды новой организации – Скаутский сионистский союз «Гашомер Гацаир» («классовый»). Местные организации придерживались схемы трех возрастных групп скаутинга, где самая старшая, «шомерская», отвечала за воспитание юных «цофим» (скаутов) и «зеевоним» (волчат). Всероссийская организация состояла из пяти округов, возглавляемых окружными штабами (в Москве, Гомеле, Киеве, Одессе и Харькове) и Главного штаба в Москве.
Новая волна репрессий последовала в середине июня 1925 года. ГПУ Крымской АССР сообщило коллегам из других регионов о раскрытии нелегальной юношеской сионистской организации «Гашомер Гацаир», действовавшей у них под носом. Это открытие произошло совершенно случайно в ходе плановой операции по наблюдению за уже состоящими на учете сионистами.
Первым звеном в цепи раскрытия стал рядовой обыск у одного из таких сионистов. Обнаруженные материалы оказались настолько значимыми, что послужили основанием для немедленного проведения дополнительной, более масштабной операции.
В результате последующих обысков чекисты получили детальную информацию о структуре, методах работы и связях «Гашомер Гацаир». Оперативники ГПУ были поражены высоким уровнем конспирации, который соблюдался в организации. Как отмечалось в докладе, подписанном заместителем председателя ГПУ Крыма Торопкиным и начальником 1-го отделения Радзивиловским, «Гашомер Гацаир» поддерживал также «довольно хорошую связь со своим центром», куда регулярно отправлялись отчеты о деятельности.
Организация строилась по системе скаутинга с разделением на возрастные группы и имела специальные подразделения, которые назывались «папа» (палестинские патрули). Их основной задачей была подготовка и переправка членов организации в Палестину.
В ходе операции были выявлены ключевые фигуры движения. Среди них, как один из лидеров симферопольской ячейки, упоминался и Давид Басов, который поддерживал связь с Давидом Цырлиным, представителем центра организации, специально приезжавшим в Симферополь. Как отмечалось в докладе, датированном 19 июня 1925 года, местные чекисты «накрыли всех абсолютно участников указанной организации».
Взяли симферопольских «шомеров» во время проведения местной конференции «Гашомер Гацаир». В числе арестованных оказался и Давид Басов, который постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 4 сентября 1925 года был приговорен к высылке из Крыма в далёкую Киргизию сроком на 3 года. В день высылки он и другие арестованные сионисты надели бело-голубые галстуки. Их провожала почти тысяча человек. Симферополь давно не видел такой крупной манифестации.
В конце 1925 года, находясь в ссылке в Киргизии, Давид Басов был арестован снова. На этот раз его отправили в Оренбург. Оттуда ему вскоре удалось организовать побег. С июля 1926 года по июль 1927 года беглец проживал под Москвой в деревнях Перово, Царицыно и других, работая в Москве в качестве рабочего на различных стройках и занимаясь ремонтом домов. Затем некоторое время он скрывался в Харькове, после чего перебрался в Минск.
В Минске он получил для конспирации метрику на имя Черниховского Иосифа Мордуховича, который к тому времени выехал в Палестину. С этого момента Давид Айзикович Басов стал носить чужое имя.
Судьба продолжала испытывать его на прочность. К июлю 1927 года тайное пребывание в белорусской столице было раскрыто – органы ОГПУ вновь напали на его след. После очередного ареста его отправили в далекую сибирскую ссылку – село Самарово Тобольского округа. Но и на этом злоключения не закончились. В 1929 году ему предъявили новое серьезное обвинение по статье 58-10 УК РСФСР – антисоветская пропаганда среди коренных народов Севера (остяков). Четыре мучительных месяца в Тобольской тюрьме сменились заключением в стенах Суздальского политизолятора.
В августе 1931 года, когда, казалось, забрезжил свет надежды (его досрочно освободили из политизолятора), власти тут же определили ему новое место изгнания – сначала село Колпашино, а затем глухую деревню Ильино в суровом Нарымском крае – еще на три долгих года.
Лишь в июле 1934 года он смог вздохнуть. Обретя после стольких лет свободу, Давид выбрал для жительства Белгород, где благодаря счастливой случайности и невнимательности паспортного стола смог окончательно утвердиться в новой личности Черниховского.
В 1935 году он решился вернуться в родной Симферополь. Казалось, жизнь наконец налаживается. Давиду удалось устроиться экономистом на завод имени Куйбышева. Он успел к тому времени жениться. Его избранница, Мария Абрамовна Трок, точно так же состояла в сионистской организации, и точно так же сменила в конспиративных целях свое имя, став Шолковой Эсфирью Моисеевной. Они познакомились в ссылке, поэтому Давид называл ее новым именем – Фира, хотя в семье ее продолжали звать Маней. У пары родились дети: в 1933 году дочка Эла, и в 1936 – сын Михаил.
На первом допросе после майского ареста 1938 года Давид Басов решительно отвергал все предъявленные ему обвинения. Он настойчиво повторял, что давно оставил позади свои молодежные идеалистические увлечения и теперь является добропорядочным советским гражданином, отдающим все силы труду на благо страны. Следователь пытался загнать его в угол: «Вы даете ложные показания. Нам доподлинно известно о ваших контактах в Симферополе с бывшими ссыльными за сионистскую антисоветскую деятельность. Почему вы скрываете эти факты?» Но Давид твердо стоял на своем: «Я не поддерживал никаких связей в Симферополе с людьми, отбывавшими наказание за сионистскую деятельность».
Во время декабрьского допроса 1938 года Басов признал свое участие в еврейском скаутском движении Симферополя с июня 1919 по январь 1921 года. Он утверждал, что прекратил всякую сионистскую деятельность после официального роспуска организации и с тех пор никогда не возвращался к какой-либо антисоветской работе. Когда следователь попытался уточнить его связь с запрещенными организациями: «Значит, вы были членом не только "Маккаби", но и нелегальной сионистской организации "Гашомер Гацаир". Правильно ли я вас понимаю?», Басов попытался сгладить ситуацию, объяснив: «"Гашомер Гацаир" не была отдельной организацией, а функционировала как скаутское (детское) подразделение еврейского спортивного общества "Маккаби"».
Понимая, что органы НКВД уже обладают сведениями о его прошлых «грехах» и последующих арестах, Басов всё же избрал тактику умолчания – он надеялся, что в документах следствия могут быть пробелы. Признаваться во всех подробностях своей биографии следователю было слишком рискованно: лучше недоговаривать, чем полностью подтвердить имеющиеся факты и тем самым дать дополнительные аргументы чекистам, пытавшимся сфабриковать дело о вымышленном сионистском подполье.
Следователь, хорошо осведомленный о продолжении сионистской подпольной деятельности Басова и после 1921 года, старался загнать его в логическую ловушку. Указывая на очевидное несоответствие – за давнее членство в скаутской организации вряд ли бы кого-то арестовали в 1925 году – чекист настойчиво добивался признаний: «Вы окончательно запутались в своих показаниях. Следствие, констатировав ваше лживое поведение на допросе, предлагает вам отвечать, какое наказание вы получали при первом вашем аресте в 1925?». Давид был вынужден признать: «Ссылку в Киргизский край на три года». Из арестованного с большим трудом удалось вытянуть и то, что в 1925 году вместе с ним были арестованы другие крымчане: Лев Муквоз, Семен Эпштейн, Соломон Шерман, Исаак Маляр и Арон Норкин.
Рассказывая следователю о причинах своего побега из оренбургской ссылки, Давид придумал версию о стремлении продолжить образование, от которого он был отлучен как ссыльный. Естественно, эта история была полностью вымышленной. В действительности Давид бежал вместе с товарищами по сионистскому движению – Львом Муквозом, Львом Метелицей и Моисеем Штейнбух-Букштейном – с целью возобновления подпольной работы.
В протоколе допроса от 21 декабря 1938 года зафиксировано частичное признание вины обвиняемым: «Я не отрицаю факта хранения контрреволюционной троцкистской и сионистской литературы. В этом я признаю свою вину, – указывалось в документе. – Однако категорически отвергаю обвинения в том, что вышеуказанные материалы были переданы мной кому-либо из круга моих знакомых для ознакомления».
Спустя два дня, 23 декабря, во время очередного допроса, Басов составил собственноручное заявление, где, осознавая всю серьезность своих слов, решительно отрицал какую-либо причастность к сионистским или другим нелегальным организациям. Он также опровергал все обвинения в антисоветской деятельности и утверждал, что не поддерживал контактов с лицами, которые могли быть связаны с подобными организациями.
В ходе следствия активно велись поиски свидетелей, которые могли бы подтвердить антисоветскую деятельность задержанного. Один из таких свидетелей, Соломон Гуслиц, работавший главным бухгалтером завода «Серп и Молот», был допрошен 15 ноября 1938 года. Он сообщил следователям, что в молодости был членом симферопольской ячейки «Гашомер Гацаир» и лично знал Давида Басова как одного из видных активистов этой сионистской молодёжной организации.
Гуслиц детально охарактеризовал структуру и работу организации в своих показаниях. По его утверждению, в 1924-1926 годах руководящие должности в ней занимали Абрам Винц и Давид Басов, которые занимались привлечением еврейской молодёжи в организацию и осуществляли непосредственное руководство всей её деятельностью. Они поддерживали контакты с аналогичными организациями в других городах и, по всей видимости, с центральным руководством, что подтверждалось регулярным появлением в местной ячейке отпечатанных на шапирографе бюллетеней Главного штаба «Гашомер Гацаир».
Гуслиц дополнительно сообщил, что после ареста Винца, Басова и других активистов в начале 1926 года руководство симферопольским отделением «Гашомер Гацаир» перешло к сестре Давида – Марусе Басовой, которую позднее также арестовали, но потом выслали в Палестину благодаря ходатайству Екатерины Пешковой. По его словам, в организацию входили и братья Басова, а собрания руководящего состава проходили в их квартире, расположенной в родительском доме № 6 по улице Пушкинской.
Абрам Борисович Винц врач, бывший шомер, также арестованный в 1938 году, на допросе 5 декабря давал показания о своих взаимоотношениях со старым товарищем. На вопрос о положении Басова в нелегальной организации «Гашомер Гацаир» Винц пояснил, что Басов занимал должность начальника отряда, в то время как сам он впоследствии стал руководителем симферопольской организации.
В своем ответе следователю он отметил: «Во время нашей совместной работы в организации "Гашомер Гацаир" в Симферополе в 1924-1925 годах между мной и Басовым установились хорошие, нормальные отношения. Мы никогда не конфликтовали, и я не могу вспомнить каких-либо напряженных моментов между нами. Черниховский, он же Басов, по характеру человек уравновешенный и порядочный».
Винц также рассказал о характере их взаимоотношений после его возвращения в Симферополь в 1936 году – подчеркнул, что они носили исключительно бытовой характер. На бытовом характере общения с бывшими товарищами по подполью настаивал и сам Басов.
Живя после своего освобождения в Белгороде, Давид также встречался с другими своими товарищами, отбывавшими в свое время ссылку за контрреволюционную сионистскую деятельность: Моисеем Файнбоймом, Лазарем Искиным и Фаней Соколовской. Однако они, конечно, не участвовали ни в какой подрывной деятельности. О возрождении сионистской организации в тех условиях никто и помыслить не мог.
Несмотря на накапливающиеся против него показания, Давид Басов последовательно отрицал обвинения в том что имел отношение к сионистскому подполью. Да, он признавал своё прошлое участие в «Гашомере», но настаивал, что это было а) в ранней юности б) и никак не связано с политикой, тем более антисоветской. Теперь, подчеркивал он, он просто законопослушный гражданин, честно работающий на благо своей страны. Следователь раз за разом повторял один и тот же вопрос: «Вы признаете себя виновным?» И каждый раз Басов отвечал тихо, но с непоколебимой твердостью: «Нет, не признаю».
В начале января 1939 года был вызван на допрос коммерческий директор завода имени Куйбышева. Он подтвердил, что знаком с Басовым с 1925 года, со времени его вступления в комсомол в Симферополе. По его утверждению, Басов принадлежал к молодежной группе, которая держалась обособленно от комсомольцев и была известна как сообщество бывших сионистов.
Однако и этот свидетель, и другие сослуживцы Басова, будто пытаясь помочь ему в тяжелой ситуации, давали Давиду исключительно положительные характеристики, особо отмечая его высокий профессионализм. В их показаниях неизменно подчеркивалось, что они никогда не замечали за ним ничего предосудительного или подозрительного.
В декабре 1938 года на рассмотрение начальника НКВД Крымской АССР было представлено новое постановление. В нем младший лейтенант государственной безопасности, оперуполномоченный 2-го отдела УГБ, запрашивал разрешение на продление срока следствия по делу № 11405. В документе лаконично указывалось, что показания участников разоблаченной крымской сионистской организации подтверждают вовлеченность Черниховского в антисоветскую деятельность. Отмечалось, что за время нахождения под стражей он был допрошен шесть раз, но продолжал отрицать свою вину.
Следователь утверждал, что в процессе расследования обнаружились дополнительные факты – связи Черниховского с сионистскими кругами в Украине и его подрывная работа во время пребывания в ссылке. Для проверки этих сведений требовалось провести дополнительные следственные мероприятия. На этом основании – уже в третий раз – выдвигалось ходатайство о продлении срока следствия и содержания обвиняемого под стражей еще на месяц, до 23 января 1939 года.
Однако в декабре 1938 года в этом мрачном расследовании произошел неожиданный поворот. Помощник начальника 1-го отделения 2-го отдела УГБ НКВД Крымской АССР, изучив материалы следственного дела, подготовил заключение, где указывалось на ряд процессуальных нарушений. В документе отмечалось, что невозможно установить дату первого допроса из-за отсутствия в протоколе числа и месяца. Кроме того, обвинение было предъявлено только 23 декабря 1938 года – через семь месяцев и двенадцать дней после ареста, что являлось прямым нарушением статьи 145 Уголовно-процессуального кодекса.
Документ завершался формулировкой, звучавшей для подследственного как чудо: «За отсутствием состава преступления обвиняемого Черниховского Иосифа Мордуховича из-под стражи освободить, следствие прекратить и дело сдать в архив 1-го Спецотдела НКВД Крыма».
Так после семи месяцев заключения, многочисленных допросов и постоянного психологического давления Давид Басов был освобожден. Его непреклонный отказ признать себя виновным, по-видимому, стал решающим фактором в этом неожиданном исходе дела. В то время, когда столь многие не выдерживали тяжести обвинений и признавались в преступлениях, которых не совершали, ему удалось сохранить свое достоинство и честь.
Однако как бы ни стремилась жизнь Давида Басова вернуться в нормальное русло, надвигающиеся исторические события внесли свои коррективы.
22 июня 1941 года, в день начала германо-советской войны, Мария и Давид с детьми гостили у старшей сестры супруги Басова – Геси Трок, работавшей детским врачом в селе Ольгополь Винницкой области. Отпуск пришлось экстренно прервать. Несмотря на предложение Геси оставить детей у неё, Давид и Мария решили всей семьёй вернуться домой. Вскоре после возвращения в Симферополь Давид Басов был мобилизован и отправлен на фронт.
На протяжении всей войны Давид Айзикович служил в звании старшего техника-лейтенанта. Он был приписан к 36-му гвардейскому отдельному саперному батальону, где выполнял важные инженерно-технические задания на передовой. В определенный период он также проходил службу в 26-м отдельном полку офицерского состава Северо-Кавказского фронта.
За проявленные на войне храбрость и доблесть Черниховский был награжден медалью «За оборону Сталинграда», что говорит о его участии в одной из самых жестоких и стратегически важных битв Великой Отечественной войны. Кроме того, он получил медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Военная карьера Иосифа Матвеевича не закончилась с окончанием войны – он продолжал служить до 13 февраля 1951 года.
В послевоенное время Давид Басов столкнулся с трагической реальностью. Его жена Мария Трок, сын Миша и дочка Эла, эвакуированные на Северный Кавказ после его призыва в армию, по словам одного свидетеля, при неясных обстоятельствах попали в руки немецких оккупантов и погибли.
Во время военной службы Давид поддерживал контакт с сестрой своей жены, Шевой Абрамовной Трок, которая также служила в рядах Красной армии. Общее горе еще больше сблизило их. После войны они встретились и приняли решение начать совместную жизнь в Харькове, куда Давида Айзиковича пригласил на работу его фронтовой товарищ. В новом городе они официально зарегистрировали брак и стали вместе восстанавливать мирную жизнь. Шева Абрамовна получила филологическое образование и стала школьным учителем русского языка и литературы. Давид работал экономистом в различных харьковских организациях. В 1946 году их семью пополнила дочь Тамара – символ нового начала после всех перенесенных страданий.
Давид Басов, известный многим как Иосиф Черниховский, ушёл из жизни 18 октября 1985 года, унеся с собой воспоминания о бурной юности в сионистском движении, годах преследований и ссылок, фронтовых дорогах и послевоенном возрождении.
Только 18 марта 1996 года, через тринадцать лет после смерти, Давид Айзекович Басов был официально реабилитирован Прокуратурой Автономной Республики Крым. Так, спустя десятилетия несправедливости, его имя было возвращено из забвения, а его история стала напоминанием о стойкости еврейского духа перед лицом преследований, войны и потерь.
Юноша-сионист из Симферополя, скаут, узник сталинских лагерей, фронтовик – таким был путь Давида Басова, одного из многих, чьи судьбы были искорежены, но не сломлены трагическим веком.
20.03.2025
Библиография и источники:
Воспоминания и материалы Тамары Иосифовны Черниховской и Дровниковой Вероники Михайловны.
Дело по обвинению Черниховского Иосифа Мордуховича (он же Басов Давид Айзикович) по ст. 58-10 УК РСФСР // Государственный архив в Автономной Республике Крым, Ф. Р-4808, Оп.1, д. 02991.
Шолкова (Трок) Эсфирь (Мария) Моисеевна (Абрамовна), ГА Сумской области, Ф. Р-7641, Оп. 6, д. 335.
Avraham Itay. Korot HaShomer HaTza'ir B'USSR: No'ar Tzofi Halutzi - NTZH, Magnes Press, 2001, 388 pages.
Черниховский Иосиф Матвеевич // Информационная система «Память народа»
